Капустин Михаил

Стоит нырнуть – и увидишь обрыв в глубине реки.
Тотчас окружат полчища рыб, точно пузырьки.
Влепит удача резиновой трубкой в уста печать –
Только б не видеть, не слышать вопроса, не отвечать!
Вот и не видь, и закрой глаза, и плыви – назад.
Глянь, как стремнины, что мы одолели, грозой грозят.
Жизнь – это чаша смертельного сна.
Что ж. Выпей до дна.

Выпей до дна это крымское солнце: горчит слегка.
Помнишь: закат к Аю-Дагу несется по облакам.
Помнишь, как ты на приморской скамейке который час
Пряталась ночью, считала копейки прощальных фраз…
Ладно, не пряталась. Все я придумал – поди, проверь!
Ты как всегда: услыхала беду, распахнула дверь!
Только бедою вины не избыть.
Все. Прервана нить.

Прежде – не лучше: спасали друзей, не спасли себя.
Доблестно штопали души, а те от прорех рябят.
Трудная жизнь у катетера в вене: чуть что – и смерть.
(Если тебя разлюблю на мгновенье – смотри, не сметь!)
Слушай меня: мы такое прошли, неужели – зря?
Помнишь ли ты, как у ночи безумьем глаза горят?
Будто из мрака сгущается враг.
Да. Было и так.

Вот я и он: кто мы были в то лето? а кто теперь?
Ты между нами металась, как в сети попавший зверь.
Как лепестки, месяца обрывала: мол, «Жить – не жить?»
Сладко ли было мечтой небывалой судьбу крушить?
Как ты решилась тогда хоть на малость – хотеть? Суметь?
Как же тебе провести удавалось меня, – и смерть?
Кто тебе вынул счастливый билет?
Я ль? Разницы нет…

И, наконец, на начало начала поставь иглу.
Помнишь, как я чуть не в полночь примчался? Как сел в углу?
Сколько ни пелось, а все было страшно попасть в клише.
Лучшие стрелы, полный колчан – да не в ту мишень.
О, эти блики волшебных экранов – падет любой!
Но из неведенья, сна и обмана встает любовь.
Раньше нас не было, не было, нет,
Мой утренний свет.

Мы увидали черный обрыв в глубине реки…