Гагуа Дмитрий

Нынешний выдался год урожайным на марципаны;
как говорится — вот и сбылась мечта идиота!
Из-за твоей спины, мне улыбаясь стеклянно,
напевает зима серебряным меццо-форте

арию из «Паяцев». Пальцы твои озябли,
перебирая по капле слёзы мраморных статуй.
Мимо нас громыхают уличные спектакли —
где-то там, за шершавым задником, что когда-то

был обычнейшим городом. Теперь тут музей-квартира
новомодных героев, мачо второго сорта.
Меццо плывёт сопрано по волнам "та-ра-ти-ра"
над домами, нарезанными косо, ломтями торта —

крем заварных облаков да античный гекзаметр фени.
Девочка у рояля пытает соседей Ганоном.
Слышно, как в стоках раковин хлипко хрюкает время
между мясным и молочным. Календарик–икона,

пришпиленный/–ая к закату — «Азъ есмь сый» — бросит в угол
взгляд, от которого туго стянет узлом желудок.
Мы проживаем эпоху зеркальных витрин и кукол,
бронежилетов со стразами, траченных молью шуток...

Перемешай страны действий, явки, пароли хроник,
что там твоя политика — место чуждой морали…
Наука умеет гитики, её имеют все, кроме
тебя. И, кстати, запомни — нас там вообще не звали.

Стало быть, всё в порядке насколько возможно, то есть
лучше и не надейся — меццо-форте-сопрано
недочитает повесть, мерно падая в пропасть
венецианских окон с видом на марципаны.