Казарновский Александр

Моргает снег. Свербит луна.
Вот женщина — совсем одна —
Идёт по каменному снегу,
Как будто взметена со дна.

Звезда над полем дребезжит.
Снежинка в лучике дрожит.
Ах, поле перейти так трудно —
Куда трудней, чем жизнь прожить.

А женщина идёт, идёт.
Её наотмашь ветер бьёт.
Вот поскользнулась, взмах рукою,
И — влёт, и головой об лёд.

А ведь она знакома мне.
Мы были с ней в каком-то сне.
Ещё там был портрет мужчины.
И простыни — как этот снег.

Ещё там был — снегов белей —
Халатик байковый на ней.
На скользком столике — помада
И лак, и краски для бровей.

Пусть дул декабрь со всех сторон —
Мы с ней в один попали сон.
И не забыть мне смуглой кожи
И двух дыханий в унисон.

А вот теперь бредёт она
Одна, совсем-совсем одна.
Декабрь распорядился ею
И ледяная пелена.

Помочь бы ей. Но как помочь,
Когда вокруг глухая ночь?
Как разыскать мне ту, что вышла
В глухую темень снег толочь?

Какой ей дом давал приют?
На сколько дней или минут?
Я знаю: там с ней не простились,
А там, куда идёт — не ждут.

За годом год стучат года.
Всё — лёд, и небо — изо льда.
И все бредёт она по снегу
Из ниоткуда в никуда.