Михлин Михаил

О, Боже! Мой ласковый, ласковый Боже,               
когда я с тобой говорю на рассвете,
чему-то во сне улыбаются дети,
алеют следы от ладошек на коже,
дрожат в ожидании чутком ресницы,
и сны в этот миг ещё могут присниться,
и всё ещё может быть, может быть, может…

О, Боже! Мой Боже, земной и небесный,
когда я пытаюсь сказать о насущном,
о том, что у младшей проснулись веснушки,
а старшая стала красивой и дерзкой…
Ты мне улыбаешься полный покоя,
как будто с тобой уже было такое
в твоём невозможном, немыслимом детстве…

О, Боже! Мой Бог! Вездесущий, Всевышний!
Молитвы мои, как признанья влюблённых,
в сплетениях веток ещё обнажённых
в весеннем саду, где бесстрашные вишни,
холодную ночь освещают цветами…
Ты рядом, ты здесь, ты любуешься нами
и эти признанья ты слышишь, ты слышишь…

О, Боже! Зачем? Ну, зачем, я не знаю,
ночной небосвод, называя вселенной,
я глупый от страха тебя вопрошаю
о ней… Ты уходишь походкою ленной…
Уходишь…и сны за тобой, улетают,
меня оставляя, меня наказуя,
за то, что, забыв обещания всуе,
я смог… Я посмел усомниться… Я тоже…
В тебе… Мой единственный, ласковый Боже!...
В тебе…Усомниться… Посмел… Алилуя!