Семёну Гринбергу
Но можно ли дважды войти в одну и ту же землю? Даже обетованную, обещанную Творцом? Можно ли? -- спрашиваю. И Вездесущему внемлю. А Он облака отращивает, суров и тёмен лицом.
Но можно ли? Даже с лозунгами любви и дружбы, исторической справедливости и т.п.? И встревать с самим же собою в тяжкие тяжбы, и стрелять по враждебной, вражеской, и всё-таки безоружной толпе?
Но в ту же, крохотную, спустя эпохи и сверхдержавы? Туда, где кактусы, но ни Одессы, ни Петербурга нет, -- брататься заживо с пришельцами из Варшавы, Аддис-Абебы и всех остальных планет?
Но в ту же -- спрашиваю -- текущую молоком и мёдом и поедом поедающую своих сынов? Внимающую всяческим пирамидам и всё так же не принимающую Твоих основ?
Сгущается тьма. И уже лица Ему нет и других метафор. Облака опускаются до самой земли. И трепещут молнии, озаряя галдящий табор. Братья мои уже тронулись. И пошли.
1994
|