Бяльский Игорь

О себе я сказал, а теперь — мои речи о Боге.
Да, конечно, — религия, опиум, знаю, согласен.
Я еще в позапрошлой стране, не в четвёртом ли классе,
декламировал атеистические монологи.

И показывал книги с портретами Бруно и Браге,
и рассказывал про человекообразных горилл...
Дед ничуть не сердился, старинные марки дарил,
и про вихри враждебные пел, "подрастёшь..." говорил.
Я на похороны не слетал, телеграммку отбил.
За дипломным проектом в своей отсиделся общаге.

Бога нет. И не то чтобы очень мешал он, отнюдь.
Отмечтав о бессмертии, мамой обещанном в детстве, —
мол, таблетки придумают, стоит одну лишь глотнуть...
и о разоруженье всеобщем — ряды, мол, сомкнуть, —
я и сам бы не прочь утонуть в чудодейственном средстве.

Но таблеток не изобрели. И не изобретут.
Кубик Рубика — да, аэробика — да, нарасхват.
И хватается за автомат бородатый Бейрут,
и в цветном телевизоре снова небрит Арафат.

И покуда не нас, то есть нас, но покуда не в нос,
но уже началось — и навылет уже, и на снос.
Нет, не тот апокалипсис, нет, но чем далее в лес,
этот мирный процесс — он уже и всемирный процесс.

Нет, я не возражаю ни против безъядерных зон
на Таити или в Антарктиде, ни против заботы
о курящих и пьющих — любой принимаю резон
и работать согласен хоть все до единой субботы.

Бога нет — может быть, и устал, но своё отпотел.
И сработанный мир — хоть и несправедлив, но прекрасен
от божественных вёсен и дьявольски женственных тел
до торжественных песен и нравоучительных басен.

И опасен — ведь то, что теперь возбужденно плывёт,
по-пластунски ползёт и на небо глядит раздражённо,
не нуждается в Боге нисколько, поскольку живёт.
И нуждается в нас — ибо смертно и вооружённо.

Оставляя приёмник включённым, входя в интернет —
пробегая по сводкам едва ли последних злосчастий,
редактирую меру причастий и деепричастий.
Деда нет. И отец мой состарился. Времени — нет.

1986-2003